Размер шрифта:
Цвет сайта:

Муниципальное общеобразовательное учреждение "Основная школа № 73"
г. Ярославль

С.М. Князиков:
«Ордена просто так не давали!»


Председателя Совета ветеранов Ярославского радиозавода и микрорайона Липовая гора Сергея Михайловича Князикова знает каждый. Недавно он отметил свое 85-летие. Биография этого замечательного человека — отражение судьбы целого поколения, пережившего военное лихолетье. Служил радистом на танке, от Белой Церкви до Будапешта прошел наводчиком легендарной «Катюши». Накануне 65-летия Победы в Великой Отечественной войне корреспондент «Сигнала» попросил С.М. Князикова поделиться фронтовыми воспоминаниями.

— Сергей Михайлович, расскажите, как Вы узнали о начале войны?

— Мы совсем мальчишками были. Гуляли компанией на улице. Вдруг один бежит: «Война началась!» Мы тогда даже обрадовались. Начали рыть смешные блиндажи и окопы, делать сабли… Глупые были, многого еще не понимали. А потом почти всей компанией решили сбежать на фронт. Сели в товарняк, отправляющийся на фронт с солдатами, спрятались за мешками… Но нас уже на станции Бологое сняли с поезда и отправили домой.

Война отняла у меня старшего брата, он погиб где-то в Прибалтике, на границе. В начале войны такая неразбериха была: я до сих пор не могу найти даже места, где он похоронен. Куда только запросы ни посылал — все без толку. Потом на фронт ушли отец и брат Михаил. Тогда я и понял, что война — не игрушки. А впервые страшно стало, когда только-только приехал на фронт. Немцы бомбили городок, возле которого мы разгружались на станции. Самолеты до нас не долетали, но было жутко. А потом привыкли.

— А как Вы попали на фронт, ведь лет Вам тогда было совсем немного?

— Пришел вместе с друзьями в комиссию от райвоенкомата, которая осуществляла запись добровольцев в Ярославскую коммунистическую дивизию. Нам было всего по 16 лет, и поначалу всем отказали. А потом все-таки устроили в школу радиоспециалистов в Москву, в 1942 году она считалась, как говорит сегодняшняя молодежь, очень продвинутой, а мы были одни из первых курсантов. По окончании школы мы получили свеженькие танки с новейшими радиостанциями. Правда, наш танк вскоре подорвался на мине, и я оказался не у дел. Нового танка было слишком долго ждать, а я рвался на фронт. Сам напросился служить наводчиком на «Катюше».

— Вы были самым младшим?

— Почти. Мне и прозвище дали соответствующее — Князенок. Но не стоит забывать, что во многих боевых подразделениях были сыны полка — мальчишки лет по двенадцать с освобожденных территорий или из тех, что добрались до фронта из тыловых городов. На них перешивали военную форму, и они наравне со всеми шли фронтовыми дорогами. Кстати, некоторые из них были даже неплохими разведчиками. Но когда высокое коман¬дование приезжало, то непременно распоряжалось: отправить мальчишек в тыл. Отправляли, а что толку: большинство из них возвращалось назад.

— Сейчас, в мирное время, много говорят и пишут о национальной розни между представителями бывших союзных республик. А как с межнациональными отношениями обстояло дело на фронте?

— Да мы все дружно жили. Был у нас один грузин Автандил Небадзе. Он был родом из пограничного с Турцией селенья, из такой глуши, что даже поездов поначалу боялся. По-русски совсем не говорил, но парень способный оказался — быстро язык выучил. Помню, зацепило его осколком (по животу полоснуло) и перебило ремень. Мы его перевязываем, а он сокрушается: «Живот не жалко, ремень жалко!» Я нашел его через 39 лет, когда мне дали путевку в один из сочинских санаториев. Дал ему телеграмму, и он приехал. По местному радио объявили: «Сейчас на танцплощадке будет встреча боевых товарищей — русского и грузина!» Я его сразу узнал: он был в костюме и огромной кепке-«аэродроме». Яркая встреча была.

— А еще с кем встречались уже после войны?

— Я в 1983 году от завода поехал в командировку в Куйбышев, и у меня осталось свободное время. Я знал, что неподалеку, в селе, живёт мой фронтовой товарищ, шофер Александр Степанович Коростылёв. Нашёл я его через местное отделение милиции по списку награждённых Орденом Славы. Таких в поселке оказалось четыре человека. Но вот какая незадача получилась: выяснилось, что он в поле, на работе. Я взял фотоаппарат, и милиционер меня повез на служебном авто: 30 километров по полям намотали. Приехали мы в обед, все лежат, отдыхают. Я собрал вокруг себя кучку молодёжи, прикинулся корреспондентом и начал им рассказывать о том, какой героический человек работает рядом с ними. Он меня сразу «раскусил», правда, не признал — все-таки столько лет прошло. Пришлось представиться. 

— А шофер, действительно, героический был?

— Ордена на войне просто так не давали. Он был виртуозом своего дела. Машина, на которой была установлена наша «Катюша», всегда была в идеальном состоянии. Специфика ведения боя такова, что после каждого выстрела приходилось менять месторасположение установки, чтобы сбить врага с толку. Мы даже спали под машиной: чуть что — все в боевой готовности. Был случай под Корсунью, когда нашей «Катюше» пришлось пересекать практически открытую местность. Так этот наш шофер — мы его Никишей прозвали — на огромной машине так между взрывающимися снарядами лавировал! После этого боя его и наградили Орденом Славы.

Под Корсунью нам тогда тяжело пришлось. Немцы вырывались из окружения, огрызались жестоко. И мы наблюдали такую картину: всем фрицам места на машинах не хватало, они тросами выворачивали с корнями деревья и за них (за ветки, за стволы), как могли, цеплялись.

— Вы можете сказать, что Вас хранила судьба?

— Наверное. Как-то меня отправили в эвакогоспиталь. А там как раз из выздоравливающих доукомплектовывали подразделение штрафников, чтобы немедленно бросить в бой. (Тогда ведь и беззаконие частенько допускалось, есть задача — и выполняли, не разбираясь и не церемонясь). А попасть к штрафникам — верная гибель. Уже отобрали красноармейские книжки, начали выдавать каски и жилеты в качестве хоть какой-то защиты… Как вдруг на мое счастье приехал знакомый командир: «Князенок, а ты что тут делаешь? Ну-ка, быстро ко мне в машину!» И увез меня к родной «Катюше». Спас, можно сказать.

— Вы можете вспомнить, как встретили известие о Победе?

— Ярче всего мне запомнилось известие о наступлении. В 44-м у границы под городом Яссы мы простояли 4 месяца. Как сейчас помню, 20 августа 1944 года нам зачитали приказ о наступлении. Радость была неимоверная. Потом два часа артподготовки (там даже солнце тучами дыма было закрыто). Немцы просто не успевали огрызаться, 30–40 километров мы шли без сопротивления врага: 31 августа уже были в Бухаресте. Город встретил нас пожаром. Это американцы, несмотря на то, что в бомбежке не было никакой необходимости, показали свою мощь перед нашей авиацией. За взятие всех городов Европы — Будапешта, Вены, Варшавы — есть медали, а за Бухарест — нет. Дело в том, что наши войска накануне сбросили большой десант и подняли весь народ на борьбу с немцами. Нам помогли сами жители, и мы вошли в город без боя. За несколько километров до Бухареста даже начали надевать «юбки» (чехлы) на «Катюши». Нас встречал оркестр, и в этом оркестре играл мой брат Михаил.

— Под Будапештом Вас ранили, но военная служба для Вас на этом не закончилась. Где потом служили?

— Я получил новенький танк в Нижнем Тагиле, и война закончилась. А нас все равно направили в Берлин, да так там и оставили. К тому же, началась холодная война с американцами, и нас в Германии продержали аж до 1955 года.

Я служил в нескольких километрах от Лейпцига. Пришлось вспомнить азы немецкого языка, который я худо-бедно учил в школе; местное население тоже, общаясь с нами, потихоньку изучало русский язык. И что поразительно, никакой вражды у немцев по отношению к нам не было. Вместе с местными жителями мы выезжали на сельхозработы, потом сколотили из служивых концертную бригаду и разъезжали по городам: нас и русские с удовольствием слушали, и немцы.

Там же, под Лейпцигом, я встретил своего земляка, липовчанина П.Я. Грибанова, который служил комендантом одного из городков. Забавный случай вышел. Я, старшина, по собственной инициативе, на велосипеде поехал за подарками для солдат к очередной годовщине Октябрьской революции, а меня забрали в комендатуру. Пришел комендант, начал на меня кричать: кто такой, откуда? Смотрю, знакомое лицо. (Жил он в Яснищах и частенько ходил мимо строящегося в Дядьково клуба). Отвечаю: «А что Вы, товарищ майор, на земляка-тормозника кричите?» Он притих, налил по чарочке. А потом мы с ним и вовсе подружились.

— Сергей Михайлович, а за что Вас наградили медалью «За Отвагу»?

— Я уже рассказывал про трудный бой под Корсунью в 1944 году. Я был наводчиком № 1 и уничтожил самолет противника первым же залпом. За это и наградили.

— Расскажите, как Вы вернулись на завод. Почему ветераны нашего предприятия и Липовой горы решили объединиться Совет?

— На фронт ушли 1300 работников Тормозного завода. Вернулись только 385. Я, как отслужил, пришел слесарем. Потом смотрю, нами, фронтовиками, начинает командовать грамотная молодежь. Надо, думаю, тоже учиться, вот так и закончил рыбинский авиационный техникум и пошел «в гору» по карьерной лестнице.

А объединяться фронтовики начали поначалу в цехах. То здесь, то там стали вывешивать стенды «Они защищали Родину». Потом ветеранов поддержали профком и партком. Первым председателем Совета, который объединял 360 человек, был Д.С. Черанев. К сожалению, из той фронтовой гвардии уже почти никого не осталось. На Липовой горе сегодня 72 ветерана Великой Отечественной. Но половина из них тяжело больны и почти не выходят из дома.